Методическая разработка по литературе (6 класс) на тему: «Баллада как лироэпический жанр и её особенности».


Особенности жанра баллады в творчестве В. А. Жуковского

В. А. Жуковский познакомил русского читателя с одним из наиболее любимых жанров западноевропейских романтиков - балладой. И хотя жанр баллады появился в русской литературе задолго до Жуковского, но именно он придал ему поэтическую прелесть и сделал популярным. Болеее того, он срастил поэтику жанра баллады с эстетикой романтизма, и в результате жанр баллады превратился в характернейший знак романтизма.

Что же такое баллада? И почему именно этот жанр привлекал Жуковского? Баллада - это краткий стихотворный рассказ преимущественно героико-исторического или фантастического характера. Изложение ярко выраженного сюжета в балладе лирически окрашено. Жуковский написал 39 баллад, из них только пять - оригинальные, остальные - переводы и переложения.

Начало XIX века. Жуковский разочарован в жизни, его душа страдает от несбывшегося счастья с любимой девушкой, с ранних лет он постоянно чувствует горечь социального неравенства. С социальными вопросами он сталкивается постоянно. Это декабристское движение, которое он вынужден воспринимать с двух точек зрения: и как друг многих декабристов и лиц из их окружения, и как придворный человек, близкий к царской семье. Все это и побудило Жуковского встать на путь этического решения острых проблем. С самого начала своего балладного творчества Жуковский боролся за нравственно чистую личность.

Основная тема его баллад - преступление и наказание, добро и зло. Постоянный герой баллад - сильная личность, сбросившая с себя нравственные ограничения и выполняющая личную волю, направленную на достижение сугубо эгоистической ^ели. Вспомним балладу «Варвик» - оригинальный перевод одноименной баллады Сау-ти. Варвик захватил престол, погубив своего племянника, законного престолонаследника. И все потому, что Варвик хочет царствовать.

По убеждению Жуковского, преступление вызвано индивидуалистическими страстями: честолюбием, жадностью, ревностью, эгоистическим самоутверждением. Человек не сумел обуздать себя, поддался страстям, и его нравственное сознание оказалось ослабленным. Под влиянием страстей человек забывает свой нравственный долг. Но главное в балладах - все же не акт преступления, а его последствия - наказание человека. Преступника в балладах Жуковского наказывают, как правило, не люди. Наказание приходит от совести человека. Так, в балладе «Замок Смальгольм» убийцу барона и его жену никто не наказывал, они добровольно уходят в монастыри, потому что совесть мучает их. Но и монастырская жизнь не приносит им нравственного облегчения и утешения: жена грустит, не мил ей белый свет, а барон «дичится людей и молчит». Совершив преступление, они сами лишают себя счастья и радостей жизни.

Но даже когда в преступнике не просыпается совесть, наказание к нему все равно приходит. Согласно Жуковскому, оно идет как бы из самой глубины жизни. Совесть молчит у жадного епископа Гаттона, который сжег сарай с голодными бедняками и с циничным удовлетворением думал о том, что избавил голодный край от жадных мышей (баллада «Божий суд над епископом»).

"Природа в балладах Жуковского справедлива, и она сама берет на себя функцию мести--за преступление: река Авон, в которой был потоплен маленький престолонаследник, вышла из своих берегов, разлилась, и в яростных волнах потонул преступный Варвик. Мыши начали- войну против епископа Гаттона и загрызли его.,

В балладном мире природа не хочет вбирать в себя зло, сохранять его, она уничтожает его, уносит навсегда из мира бытия. Балладный мир Жуковского утверждая: в жизни часто совершается поединок добра и зла. В конечном счете всегда побеждает добро, высокое нравственное начале), JjbcV рр у Жуковского - это справедливое возмездbе. Поэт свято верит, что порочный поступок будет обязательно наказан. И главное в балладах Жуковского состоит в торжестве нравственного закона.

Особое место среди произведений Жуковского занимают баллады, посвященные любви: «Людмила», «Светлана», «Эолова арфа» и другие. Главное здесь для поэта - успокоить, наставить на путь истинный влюбленного человека, пережившего трагедию в любви. Жуковский и здесь требует обуздания эгоистических желаний и страстей.

£го несчастная Людмила жестоко осуждена потому, что предается страсти, желанию быть во что бы то ни стало счастливой со своим милым. Любовная страсть и горечь утраты жениха так ослепляют ее, что она забывает о нравственных обязанностях по отношению к другим людям. Жуковский романтическими средствами стремится доказать, как неразумно и даже опасно для человека это эгоистичное желание собственного счастья вопреки всему:

Гроб, откройся;
полно жить;
Дважды сердцу
не любить.

Так восклицает обезумевшая от горя Людмила. Гроб открывается, и мертвец принимает Людмилу в свои объятия. Ужас героини страшен: каменеют, меркнут очи, кровь холодеет. И уже невозможно вернуть себе жизнь, так неразумно ею отвергнутую. Но страшная баллада Жуковского жизнелюбива. Поэт отдает предпочтение реальной жизни, несмотря на то что она посылает человеку суровые испытания.

Баллада «Светлана» по сюжету близка «Людмиле», но и глубоко отлична. Эта баллада - свободное переложение баллады немецкого поэта Г. А. Бюргера «Ленора». В ней повествуется о том, как девушка гадает о женихе: тот уехал далеко и долго не шлет вестей. И вдруг он является в очаровательном сне, навеянном гаданием. Милый зовет невесту венчаться, они скачут сквозь вьюгу на бешеных конях. Но жених неожиданно оборачивается мертвецом и едва не утаскивает невесту в могилу. Однако все заканчивается хорошо: наступает пробуждение, жених появляется наяву, живой, и совершается желанное, радостное венчание. Жуковский далеко уходит от оригинала, внося в балладу национальный русский колорит: он включает описание гаданий в «крещенский вечерок», примет и обычаев:

Раз в крещенский вечерок
Девушки гадали:
За ворота башмачок.
Сняв с ноги, бросали,
Снег пололи, под окном
Слушали, кормили
Счетным курицу зерном,
Ярый воск топили,
В чашу с чистою водой
Клали перстень золотой,
Серьги изумрудны,
Расстилали белый плат
И над чашей пели в лад
Песенки подблюдны.

Поэт воспроизводит привлекательный и изящный девичий мир, в котором значимы и башмачок, и серьги изумрудны, и перстень золотой.

Баллада не только рассказала об эпизоде из жизни юного существа, но представила ее внутренний мир. Вся баллада полна жизни, движения и внутреннего, и внешнего, какой-то девичьей суеты. Душевный мир Светланы также полон движений. Она то отказывается от крещенских игр, то соглашается присоединиться к гадающим; она и боится, и надеется получить- желанную весть, и во сне ее одолевают те же чувства: страх, надежда, тревога, доверие..к жениху. Ее чувства предельно напряжены, ощущения обострены, сердце на все, отзывается. Баллада написана в стремительном ритме: балладные кони мчатся, девушка с женихом мчится на них, и сердце ее разрывается.

Интересна в балладе «Светлана» и цветовая гамма. Белым цветом пронизан весь текст: это прежде всего снег, образ которого возникает сразу же, с первых строк, снег, который снится Светлане, вьюга над санями, метелица кругом. Далее - это белый платок, используемый во время гадания, стол, покрытый белой скатертью, белоснежная голубка и даже снежное полотно, которым накрыт мертвец. Белый цвет ассоциируется с именем героини: Светлана, светлая, а: пй-нвродному - свет белый. У Жуковского здесь белый цвет, несомненно, символ чистоты и непорочности.

Второй контрастный цвет в балладе не черный, а скорее темный: темно в зеркале, темна даль дороги, по которой мчатся кони. Черный цвет страшной балладной ночи, ночи преступлений и наказаний, в этой балладе смягчен, высветлен.

Таким образом, белый снег, темная ночь и яркие точки огоньков свечей или глаз - вот своеобразный романтический фон в балладе «Светлана».

И все-таки очарование баллады в образе юной влюбленной Светланы. Ее страхи рассеялись, она ни в чем не повинна. Но поэт,:верный своим этическим принципам, предупредил юное существо о пороке саг молюбия. Вера в провидение оборачивается верой в жизнь:

Улыбнись, моя краса,
На мою балладу,
В ней большие чудеса,
Очень мало складу.
Вот баллады толк моей:
«Лучший друг нам в жизни сей -
Благ зиждителя затон:
Здесь несчастье - лживый сон;
Счастье - пробуждвнье».

Итак, на примере лучших и главных баллад В. А. Жуковского мы пытались разобрать основные принципы жанра баллады, Надо сказать, что и,после Жуковского к этому жанру активно обращались русские писатели: это и А. С. Пушкин «Песнь о вещем Олеге» (1822), и М. Ю. Лермонтов «Воздушный корабль» (1828), «Русалка» (1836), и А. Толстой «Василий Шибанем» (1840).

Со временем жанр оброс штампами, что и вызвало к жизни многочисленные пародии: «Немецкая баллада» Козьмы Пруткова (1854) - пародия на балладу Шиллера в переводе Жуковского «Рыцарь Тогенвург». В 1886 году несколько пародий-баллад написал Вл. Соловьев: «Видение», «Таинственный пономарь».

Министерство общего образования РФ

Курсовая работа

БАЛЛАДА: ВОЗНИКНОВЕНИЕ И РАЗВИТИЕ

  • Введение 3
  • 1. Истоки жанра 4
  • 9
  • 11
  • 4. Баллада в эпоху Возрождения и в Новое время 13
  • 5. Развитие ж анр а литературной баллады 21
  • 6. Баллада в истории русской поэзии 22
  • 25
  • Заключение 28
  • Литература 30

Введение

1. Истоки жанра

Европейская баллада, зародившись как литературный жанр еще на исходе первого тысячелетия нашей эры, прошла сложный путь развития. Ее происхождение невозможно свести к какому-то одному источнику, истоки и генезис этого удивительного жанра можно найти и в устном народном творчестве, и в мифологии, и в средневековом героическом эпосе, и в истории.

Так, средневековые провансальские, итальянские и старофранцузские баллады обнаруживают связь с весенними хороводными песнями любовного содержания. Провансальское слово balada означает «плясовая песнь» (от balar -- «плясать»), итальянское ballata --лирическая танцевальная песня (от ballare -- «танцевать»), французское ballade или ballette (буквально -- «плясовая песня») -- все восходят к позднелатинскому ball в re -- «плясать» (развившемуся из греческого вбллйфмь s -- «танец»). В скандинавских балладах связь с танцем сохранялась еще и в XX в., но связь эта уже и в средние века не имела следов первобытного обрядового действа. Музыка, пение и танец с самого начала выступали в балладе как самостоятельные искусства, придавая данному типу баллады особую художественную завершенность. Вместе с тем у многих народов Европы баллада уже на ранних стадиях утратила связи с танцем или даже не имела их изначально.

Обнаруживая удивительную, почти универсальную «всеядность» в своих истоках, народная баллада сохранила эту «всеядность» на всем протяжении своего многовекового развития, передав затем ее литературной балладе. Н. И. Кравцов, внимательно исследовавший генезис и особенности славянской народной баллады, подчеркнул важность исторического принципа в подходе к жанру: «Суть дела состоит в том, что многообразие сюжетов: форм и типов (разновидностей) баллад -- сложилось не сразу, а является результатом длительного развития жанра, которое состояло в обогащении его в связи с ходом жизни народа. Баллада существовала не изолированно от других жанров, а в непрестанном взаимодействии с ними, что также служило основой возникновения ее разновидностей» . Древнейший слой европейских баллад сюжетно во многом перекликается с эпизодами мифологического, животного или героического эпоса. Поскольку эпос (например, кельтский, скандинавский, древнегерманский или южнославянский) донес до нас черты архаических, дофеодальных эпох (военно-родовой общины и даже матриархата), то, естественно, эти же черты отражены и во многих балладах. Хотя в некоторых региональных исследованиях убедительно доказывается первенство эпоса по отношению к балладам (на примере испанских романсов, норвежских баллад и т. д.), в ряде известных случаев баллады сами давали импульсы к возникновению эпоса.

Народная баллада, активно развиваясь в течение многих столетий, постоянно вбирала в себя и перерабатывала самый разнородный материал, черпая его из устных преданий и письменных источников или непосредственно из жизни. Академик М. П. Алексеев, пытавшийся разобраться в огромном море английских и шотландских баллад, пришел к следующему выводу: «Происхождение сюжетов баллад очень различно: иные имеют своими источниками книжное предание, христианские легенды, произведения средневековой письменности, рыцарские романы, даже в отдельных и редких случаях произведения античных авторов, усвоенные через посредство каких-либо средневековых обработок и пересказов; другие восходят к устному преданию, представляют собой вариации «бродячих сюжетов», пользовавшихся международным распространением. Третьи воспроизводят какое-либо историческое событие, видоизменяя, стилизуя его соответственно общим условиям песенной традиции» . Столь же пеструю картину представляют сюжеты немецких народных баллад.

С точки зрения разнообразия сюжетов и характера их обработки баллады можно определить как повествовательные песни (или стихотворения) с драматическим развитием сюжета.

Вплоть до настоящего времени наиболее распространенным принципом классификации баллад (как народных, так и литературных) продолжает оставаться классификация по сюжетам, группируемым по тематическому принципу. Так, Н. И. Кравцов подразделял славянские баллады на мифические, исторические, социальные и семейно-бытовые . Д.М. Балашов, выделяя среди русских баллад семейно-бытовые, исторические и социально-бытовые, исходил из «преобладания того или иного характера конфликта» . В одном из новейших изданий славянского фольклора речь идет о «четырех тематических группах баллад: исторических, любовных, семейных и социальных», выделяемых «в зависимости от характера трагического конфликта» . Примерно так же обстоит дело и с классификацией баллад в западноевропейских литературах. Известный исследователь англоязычной народной и литературной баллады Г. М. Лоуз, основываясь на тематическом принципе, делит все баллады на восемь классов: баллады о сверхъестественном, о трагических ситуациях, о любви, о преступлениях и преступниках, о шотландской границе, о войне и приключениях, баллады смешанного характера, юмористические баллады и пародии . Другой крупный знаток англоязычных народных баллад А. Б. Фридман выделяет пятнадцать тематических групп . В одном из важнейших обобщающих трудов по немецкой народной песне отдельные главы посвящены героической балладе, семейной балладе, балладе, основанной на легенде или на предании, и, наконец, балладе-шванку, т. е. балладе, основанной на анекдотическом происшествии. Уже из приведенных примеров классификации баллад по тематическому принципу видно, что, облегчая систематизацию всего балладного фонда, этот принцип мало что дает для понимания основных черт баллады, ее отличий от других эпических или лирико-эпических жанров, в основе которых также может быть трагический или драматический конфликт. Темы и сюжеты баллад настолько разнообразны, что при желании можно с большим или меньшим основанием произвольно выделять любое число балладных групп.

Искусственность тематического подхода заставила ученых искать другие, более существенные признаки баллады. Н.И. Кравцов в отношении славянских баллад пришел к следующему выводу: «Во всех разновидностях есть общее: семейно-личные сюжеты и семейно-личный аспект освещения событий. Это свойственно балладам всех времен и всех народов, а поэтому может быть основным, устойчивым признаком баллады как жанра» . Действительно, семья как общественная ячейка, видоизменяясь, сохраняла многие из своих функций и в рамках различных общественных формаций. И все же формулировка Н.И. Кравцова страдает излишней категоричностью. Сюжеты европейских (в том числе и славянских) народных баллад далеко выходят за пределы семейно-личных конфликтов. Литературные же баллады, обнаруживая бесспорную преемственность с народными, вообще подобной классификации не поддаются. Следовательно, помимо сюжетного сходства (что очень важно) нужно искать и другие признаки, характеризующие балладу как жанр.

Из многих известных в настоящее время методов разграничения и определения баллад наиболее перспективным является эволюционный подход, разработанный в ряде исследований Ю.И. Смирнова . Не отвергая исторический принцип, сформулированный Кравцовым, он подводит под него новую методологическую основу. По мнению ученого, во-первых, каждое фольклорное произведение представляет собой «некоторое множество вариантов и версий» , между которыми существуют определенные взаимосвязи, нуждающиеся в раскрытии и изучении, и, во-вторых, каждый фольклорный текст помимо варианта и версии «обладает также признаками формы, позволяющими относить его к определенной жанровой разновидности» . Предложенный подход дает возможность учитывать одновременно форму, содержание и тип художественного вымысла каждого балладного текста и тем самым позволяет исследователям более или менее свободно ориентироваться в многовековых балладных пластах, отличать поздние тексты и их версии от ранних. Эволюционный подход к балладам убедительно доказывает, что с точки зрения сюжетов и конфликтных ситуаций совершенно реально вычленяется лишь самый древний слой баллад, отражающий «многообразие кровнородственных и семейных отношений и отношений между молодцем и девушкой» . Смирнов называет эту группу баллад «собственно балладами». Время появления этих баллад в Европе можно определить весьма приблизительно в сопоставлении с другими жанрами устного народного творчества. При этом важно помнить, что устная народная традиция в Европе никогда не прерывалась и ее исторически засвидетельствованные формы в некоторых регионах уводят в далекие тысячелетия до нашей эры.

Поэтому и «собственно баллады», такие, какими они могли быть в момент своего первоначального возникновения, до нас не дошли, ибо записи, сколь бы ранними они ни были, отражают уже значительно более поздние этапы развития жанра, неся на себе следы позднейших наслоений. Трансформация первичных форм баллады заключалась в усилении лирического начала, расширении круга сюжетов, в усложнении и дифференциации форм. Говоря о художественной специфике народной баллады на основании дошедших до нас текстов XIII--XVI вв., можно констатировать такие особенности баллады, как драматизм развития сюжета, прерывистость повествования, концентрирующего внимание на кульминационных моментах, использование диалога как сюжетообразующего фактора, применение разнообразных форм повтора, усиливающего драматизм ситуации, а также недосказанность, придающую балладам таинственность или даже загадочность. Эти особенности не обязательно проявляются одновременно, наряду с ними могут возникать и другие, свойственные тем или иным национальным формам баллады.

Генезис европейской баллады на более ранних этапах вычисляется предположительно -- не столько на основании самих текстов (которые сохранились лишь случайно и фрагментарно), сколько с помощью исторических свидетельств. Обратимся к некоторым из них.

2. Традиция баллады в истории Европы

Одним из ранних свидетельств непрерывности народной песенной традиции в истории Европы служит труд римского историка Корнелия Тацита «О происхождении германцев и местоположении Германии» (98 г. н. э.), зафиксировавшего у континентальных германцев мифологические, героические и военные песни . В XIX в. Жюльен Тьерсо в фундаментальном исследовании «История народной песни во Франции» (1889) приводит многочисленные данные о бытовании в средние века (начиная с VII в.) на французской земле «трех родов повествовательных песен: эпических песен, основывавшихся главным образом на преданиях германских завоевателей; религиозных песнопений, сочинявшихся священнослужителями в подражание первым, и, наконец, песен-легенд, созданных непосредственно народными талантами» . Исполняли, а нередко и сочиняли эти песни жонглеры -- бродячие певцы-поэты (у континентальных германцев дружинные певцы назывались скопами, бродячие певцы-поэты -- шпильманами). Говоря о развитии жанра французской баллады из повествовательных песен, Ж. Тьерсо делает весьма примечательное наблюдение: «В большинстве наших провинций встречаются легендарные или романтические сказания минувших времен -- маленькие поэмы, трогательные и наивные, прошедшие из уст в уста через века и иной раз волнующие слушателей даже в нашу пресыщенную эпоху. Для этой новой группы повествовательных песен название -- жалоба (complainte) кажется нам единственным подходящим, невзирая на латинскую этимологию и специфическое значение, в котором это название употреблялось. Мы отвергаем название «баллада», пришедшее во Францию через Прованс, принадлежащее роду танцевальной песни (итальянская ballata). Позже это послужило для обозначения поэтической формы, весьма замечательной, но не имевшей ничего общего с народной... Название «баллада», в его сегодняшнем значении, стало известно во Франции лишь в начале XIX в., введенное в моду романами Вальтера Скотта. Нельзя было назвать иначе группу песен, существующую у нас с самых отдаленных времен» .

Ж. Тьерсо ставит здесь важный вопрос о соотношении двух типов баллад: типа, соответствующего этимологическому значению слова «баллада», так или иначе связанному с танцем, с весенней обрядовой хороводной песней, и другого ее типа, гораздо больше соответствующего современному определению баллады. Но совершенно разделять эти два типа баллады (как это делает Ж. Тьерсо), на наш взгляд, неправомерно, потому что в Скандинавии, как известно, оба они вполне органично соединились: драматическая повествовательная песня исполнялась в хороводном танце. Различия названных типов баллад носят, следовательно, не всеобщий, а частный, региональный характер, и, видимо, необходимы дальнейшие поиски опосредующих звеньев.

При восстановлении картины развития лирических разновидностей баллады необходимо иметь в виду весь богатейший контекст средневековой народной и придворной поэзии. К.А. Иванов, нарисовавший в своей книге «Трубадуры, труверы и миннезингеры» (1901) широкую панораму развития и взаимодействия лирических и эпических жанров средневековых литератур Западной Европы, проследил непрерывность передачи искусства исполнения (а затем и сочинения) поэтических произведений от античных мимов и гистрионов к жонглерам и менестрелям, а от них -- к труверам (которых он называет «жонглерами-писателями») и трубадурам . В провансальской и старофранцузской поэзии баллады состояли из трех или четырех строф, включавших в себя по восемь, десять или двенадцать строк с коротким рефреном. В XIII--XV вв. во Франции балладами назывались стихотворения из трех (или четырех) рифмованных строф (3 строфы на одинаковые рифмы -- ababbcbc для 8-сложного, ababbccdcd для 10-сложного стиха) с рефреном и заключительной полустрофой -- «посылкой», обращенной к адресату . Всемирную известность французский вариант средневековой баллады получил благодаря Франсуа Вийону (ок. 1431 -- после 1463); значительно позднее был выработан особый, «вийоновский», тип литературной баллады. Итальянская «баллата» также развивалась в средние века преимущественно как лирический жанр. Вийоновский тип литературной баллады впоследствии не только возродился в искусных стилизациях и подражаниях (В. Я. Брюсов, М. А. Кузьмин и др.), но и получил развитие как самостоятельная форма современной литературной баллады (Б. Брехт, В. Высоцкий).

3. Влияние испанского романса на развитие жанра баллады

Значительное воздействие на европейскую поэзию нового времени, включая и формировавшийся тогда жанр литературной баллады, оказал с конца XVIII в. испанский романс. Уже епископ Перси в предисловии к своему знаменитому собранию «Реликвии древней английской поэзии» (1765) сравнивал баллады с романсами и сам перевел два романса в качестве образца; вслед за ним в Англии романсы переводили Вальтер Скотт, Байрон и другие поэты. В России первый перевод испанского романса «Граф Гваринос» был осуществлен Н.М. Карамзиным в 1789 г.; в XIX в. к «Романсам о Сиде» обратились П.А. Катенин и В.А. Жуковский. Но, по-видимому, особенно плодотворным был опыт освоения испанских романсов в немецкой поэзии. Первым, кто обратил на них внимание, был И. Г. Гердер, переведший по испанским и французским источникам целый свод романсов о Сиде . Об испанских романсах писали Гёте, Ф. Шлегель, А. Шлегель, Я. Гримм, Г. В. Ф. Гегель; многие романтики не только переводили испанские романсы, но и сами писали баллады в форме романсов (Л. Уланд, К. Брентано, Г. Гейне). На рубеже XVIII--XIX вв. понятия Ballade и Romanze в Германии практически не различались и лишь во второй четверти XIX в. Гегель предпринимает попытку разграничить их теоретически, а Гейне -- художественно.

Что же представляли собой эти испанские романсы, сыгравшие столь заметную роль в оформлении одной из важных жанровых разновидностей европейской литературной баллады? Выдающийся испанский филолог Р. Менендес Пидаль, называвший свою родину «страной романсов», стремился уяснить специфику испанских романсов по сравнению с песнями балладного характера у других европейских народов; он пришел к следующему выводу: «Романс -- это лиро-эпическая песня, обладающая самым героическим и рыцарским содержанием из всех песен такого рода; только датский и шведский визер может с ним сравниться. Но хотя визер тоже составляет исключение из общего правила, романсы не только шире представляют национальную жизнь и историю, но и более крепкими корнями связаны с героической поэзией, той поэзией, которая была источником развития новых литератур и из которой романсы восприняли героев, темы, особенности своей стихотворной формы и даже самые стихи. Романсы, разлившиеся по всем морям и землям, по которым протянулась испанская империя,-- это лиро-эпические песни, чарующие воображение других народов в южном и северном полушариях. Это песня, достигшая наибольших художественных высот и ставшая достойным источником для важных областей литературного творчества как в классическую, так и в современную эпоху... Наконец, романсы по своей традиционности, по охвату изображаемых в них исторических событий, по множеству эпических и моральных штрихов, освещающих определенные моменты истории, представляют собой квинтэссенцию характерных особенностей испанской жизни» . Р. Менендес Пидаль показал связь испанских романсов с древним испанским эпосом, с каролингским циклом эпических преданий, установил разнообразные литературные источники романсов, прежде всего новеллистику средних веков и эпохи Возрождения. По его мнению, сюжеты и формы испанских романсов сходны с сюжетами и формами народной лирической поэзии. Ученый подробно рассмотрел «процесс поглощения лирических форм формами, свойственными старинному эпосу» . Если же учесть, что в другой обширной работе «Арабская поэзия и поэзия европейская» на примере развития арабско-андалузского жанра заджаля Р. Менендес Пидаль убедительно доказал, что «в концепции куртуазной любви арабско-андалузская поэзия была предшественницей лирики Прованса и других романских стран и служила им образцом в отношении специфической формы, с чем связано совпадение всех семи разновидностей строфы с унисонной репризой в арабско-андалузской и романской поэзии» , то становится понятным, что испанский романс сыграл в европейской балладной поэзии роль своеобразного моста, по которому в нее проникла не только испанская тематика и испанское поэтическое своеобразие, но и экзотический поэтический мир арабского Востока.

4. Баллада в эпоху Возрождения и в Новое время

Свой высший расцвет европейская народная баллада переживала в XIII--XVI вв., хотя в разных странах и разных регионах указанные временные границы могли смещаться в ту или иную сторону или же расширяться по протяженности. От XV--XVI вв. сохранилось обширное количество рукописных (а затем и печатных) сборников песен (например, в Германии, Франции, Испании), где содержались и многие тексты балладного характера. В эту эпоху баллады бытовали и пелись в самых широких слоях городского и сельского населения. В изданной в 1509 г. в Майнце брошюре «Христианское наставление для праведной жизни», например, говорилось: «Когда двое или трое соберутся вместе, они должны петь, и они все поют во время работы, дома и в поле, во время молитвы и праведных дел, в радости и горе, в печали и на пиру» . Крупнейший исследователь немецких народных песен Ион Майер подчеркивал: «Знание текстов и мелодий во всех слоях народа было распространено до такой степени, что мы сегодня едва ли в силах это себе представить» . В ряде стран Западной Европы это была эпоха упадка феодальной рыцарской культуры и подъема культуры городской, раннебуржуазной, бюргерской. Это была эпоха Возрождения, которая в Германии, Франции, Испании, Италии и Англии выразилась в широком интересе народных масс к богатствам духовной культуры, в том числе и к песне. В балладах южнославянских народов, очень богатых и разнообразных по содержанию, после победы турок над сербами на Косовом поле (1389) важное место стали занимать мотивы борьбы с иноземными захватчиками.

В XVII и в первой половине XVIII в. интерес к балладам в образованных слоях населения несколько угасает. Хранителями песен балладного типа становятся деревни и городские окраины, где постепенно развивается своеобразный жанр балладообразной городской уличной песни, которую в Германии называли «бэнкельзанг»; исполнение подобных песен обычно сопровождалось музыкой (гармоника, шарманка) и показом отпечатанных в типографии «летучих листков» -- текстов с картинками, иллюстрирующими исполняемый сюжет,-- которые тут же по сходной цене продавались всем желающим. В городской уличной балладе по-своему перерабатывались и древние и средневековые сюжеты. Но именно в ней возник новый оперативный жанр, который получил название «газетная песня», «газетная баллада». Уличные певцы, используя популярные формы и мотивы народной баллады, рассказывали «о событиях в мире» слушателям, которые зачастую и читать не умели. Уличные городские баллады очень многочисленны, разножанровы и весьма различны по своим художественным достоинствам. По тематическому признаку из них, пожалуй, особо стоит выделить обширную группу песен о страшных убийствах, о добрых и злых разбойниках; важную группу в этом типе баллад составляли песни-отклики на текущие исторические события -- в Германии, например, это песни эпохи Великой крестьянской войны и Тридцатилетней войны, в России -- песни о Стеньке Разине и Емельяне Пугачеве, а также об Иване Грозном. Среди всех этих многочисленных песен встречаются тексты, весьма близкие к балладам. «Летучие листки» с текстами балладного характера печатались в XVI-- XVII вв. в Германии примерно по 100000 экземпляров ежегодно. Создатели и исполнители «летучих листков», как правило, предпочитали старинной народной балладе более злободневные сюжеты и подыскивали для них форму, способную удовлетворить вкусам разнородной ярмарочной толпы. Но в то же время традиции «бэнкельзанга» не умерли, и уже в XX в. этот жанр словно бы возродился в острых социальных балладах и «зонгах» Франка Ведекинда, Бертольта Брехта, Курта Тухольского и Эриха Вайнерта.

Широкий общественный интерес к народной песне, и, пожалуй, в первую очередь к балладе, несколько заглохший, как уже говорилось, в XVII в., начал снова просыпаться у образованной публики во второй половине XVIII в. на фоне пробуждающегося интереса к истории, к народному прошлому, к руссоистски трактуемой «природе». Первый успех выпал на долю гениальных подделок древнего кельтского эпоса Джеймсом Макферсоном, публиковавшихся в 1760--1773 гг. и получивших всемирную известность под названием «Поэм Оссиана». Согласно новейшим исследованиям , многие эпизоды «Поэм Оссиана» -- ни что иное, как вольное переложение старинных шотландских баллад, в разное время услышанных и записанных Макферсоном. «Поэмы Оссиана» были встречены с огромным энтузиазмом прежде всего в Германии, где до конца XVIII в. опубликовано четыре полных их перевода и 34 частичных; Оссиан увлек Гердера, Гёте, Ленца, Бюргера и ряд других писателей. С большим восторгом чуть позднее были приняты они и в России, где вышли их полные и частичные переводы, а также были созданы многие произведения в подражание «Поэмам Оссиана» или по их мотивам. На фоне столь внушительного успеха Макферсона (и не только в Германии и России) несколько в тени остался замечательный труд епископа Перси «Реликвии древней английской поэзии» (1765), содержащий немало подлинных шотландских баллад. За ним последовали и другие собрания баллад, из которых здесь важно упомянуть «Песни шотландской границы» (1802--1803), записанные и изданные молодым Вальтером Скоттом.

Новое гражданское самосознание, зародившееся в эпоху Просвещения во второй половине XVIII в., включило в себя и понимание самобытности исторического пути, языка, культуры, этнографических примет каждого народа. В библиотеках, в монастырях -- повсюду обнаруживались старинные рукописи, дотоле неизвестные, никем не прочитанные. В 1757 г. швейцарец И. Я. Бодмер нашел рукопись «Песни о нибелунгах», ставшей в XIX в. неиссякаемым источником сюжетов для драматургов и поэтов (Ф. Хеббель, Р. Вагнер и т. д.). В Германии Гердер выступает страстным пропагандистом народной поэзии и в 1778--1779 гг. выпускает сборник «Народные песни», в который вошли немецкие, английские, испанские, греческие, шотландские, скандинавские, литовские, эстонские песни -- издание, сохраняющее непреходящее значение вплоть до наших дней: не случайно позднее сборник получил другое название -- «Голоса народов в песнях».

Вслед за Гердером романтики Клеменс Брентано и Ахим фон Арним собирают и издают немецкие народные песни «Волшебный рог мальчика» (т. 1--3, 1805--1808). В 1817 г. в Вене был найден и затем издан средневековый мифологически-сказочный эпос «Кудруна», в 1837 г. в Париже была впервые опубликована «Песнь о Роланде», послужившая источником многочисленных литературных баллад в разных странах. В год смерти Байрона (1824), активно участвовавшего в борьбе за свободу Греции, во Франции вышли «Народные песни Греции». Еще на десять лет раньше были изданы сербскохорватские песни Вука Караджича, с восторгом встреченные поэтами и фольклористами всей Европы. В Финляндии еще в конце XVIII в. начинается запись отдельных рун «Калевалы», получившей затем всемирную известность в обработке Э. Лёнрота. В России о серьезном интересе к фольклору свидетельствовало «Собрание разных песен» (ч. 1--4, 1770-- 1774) М.Д. Чулкова, содержавшее наряду с литературными текстами и подлинно народные, в том числе и балладные песни. В 1804 г. в Москве были изданы «Древние русские стихотворения». Этот сборник, больше известный по названию второго издания «Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым», показал поистине неисчерпаемые богатства русских песен: былинно-мифологических и исторических, любовных, сатирических, шуточных. Это богатство было замечено и Карамзиным, писавшим «Историю государства Российского», и Жуковским, который не только блестяще перевел «Слово о полку Игореве», но и постоянно работал сам над созданием национального русского эпоса, и Пушкиным, внимательно читавшим этот сборник, и многими другими русскими поэтами, писателями, учеными: от А.X. Востокова и В.К. Кюхельбекера до И.С. Тургенева, Л.Н. Толстого и М. Горького. В.Г. Белинский писал о «Сборнике Кирши Данилова»: «Это книга драгоценная, истинная сокровищница величайших богатств народной поэзии, которая должна быть коротко знакома всякому русскому человеку, если поэзия не чужда душе его и если все родственное русскому духу сильнее заставляет биться его сердце» .

Во всем громадном потоке публикаций старинных текстов эпического и балладно-песенного содержания (здесь мы ограничились лишь отдельными примерами) баллады едва ли не сразу заняли особое место, сыграв во многих европейских литературах роль своеобразного катализатора в поисках новых выразительных возможностей языка поэзии. Хотя первоначальные импульсы в этом направлении исходили из Испании и Англии, первые европейски значимые результаты в создании и осмыслении самого жанра литературной баллады были достигнуты в Германии. Огромную роль здесь уже в период «Бури и натиска» сыграли И. Г. Гердер, И. В. Гёте и Г. А. Бюргер.

Иоганн Готфрид Гердер (1744--1803), начавший с конца 1760-х годов под воздействием Макферсона и Перси переводить сначала шотландские и скандинавские баллады, а затем и песни других народов, обратился с призывом собирать и записывать также и немецкие народные песни. Первым на этот призыв откликнулся молодой Гёте, записавший летом 1771 г. в Эльзасе 12 народных баллад вместе с мелодиями. При этом он тщательно обдумал структуру своего небольшого собрания, лежащего у самых истоков современной фольклористики в Германии. Самому Гёте, всю жизнь, подобно Гердеру, занимавшемуся изучением, собиранием и переводом песенного творчества различных народов, раннее обращение к фольклору позволило избегнуть манерного стиля поэзии рококо и уже в цикле «Зезенгеймские песни» в начале 1770-х годов создать подлинные поэтические шедевры. Из всех фольклорных жанров Гёте с особым вниманием относился к балладе, называя ее то «живым зародышем», «прасеменем» всей поэзии, то прообразом искусства, его первичной национальной формой. В 1821 г., уже имея за плечами огромный опыт собственного балладного творчества, Гёте обобщил свои раздумья об этом уникальном жанре в специальной статье о балладе. Специфику неотразимого художественного воздействия баллады он видел в соединении в ней элементов эпоса, драмы и лирики. В ранних балладах самого Гёте («Рыбак», «Лесной царь», «Фульский король») преобладает синтез лирических и драматических элементов, в поздних же балладах («Коринфская невеста», «Бог и баядера», «Баллада») лирический элемент заметно вытесняется эпическим.

Непреходящее значение для развития теории баллады имеют наблюдения И. Г. Гердера в 1770-х годах, связанные с его работой над сборником «Народные песни». Не теряют своей ценности для современной фольклористики и идеи Гердера о важности для народной песни «напева», «лада». «Существо песни -- в напеве, а не в картине,-- писал Гердер в 1779 г.,-- ее совершенство определяется мелодическим движением страсти или чувства, которое можно было бы обозначить метким старинным словом лад. Если песня лишена его, если она не обладает своей тональностью, поэтической модуляцией, не выдерживает хода развития этой модуляции,-- то сколько картин, какое сочетание приятных красок она ни заключала бы в себе, это уже не песня» . При этом важно понимать, что Гердер, говоря о «ладе», «тональности» и «модуляции», говорит не только (а в данном случае, видимо, и не столько) о мелодии-мотиве, но и «о мелодии как имманентном свойстве поэтической ткани песни, внутренне ей присущей напевности, делающей текст «певучим» . Гердер, стремившийся и в своих переводах песен разных народов прежде всего передать тон, напевную интонацию чужого языка, в своей концепции баллады (которую он называл «старинной песней») опирался, в первую очередь, на шотландские баллады из сборника Перси, подчеркивал, что «лирический, мифологический, драматический и эпический элементы, составляющие национальное отличие английской поэзии, возникли из этого древнего наследия старинных певцов и поэтов» . Включая в «древнее наследие старинных певцов и поэтов» Чосера, Спенсера, Шекспира, Мильтона и других английских писателей, Гердер не только уничтожал барьер между народной и литературной балладой, но и ставил весьма существенный вопрос о национальном своеобразии как необходимом и неотъемлемом качестве подлинно народной поэзии: «По языку, по тону и содержанию эти старинные песни представляют подлинное мышление своего племени, или как бы самый ствол, сердцевину нации. Кто мало или совсем ничего не видит в них, показывает тем самым, что не имеет с ней ничего общего. Кто пренебрегает ими и не чувствует их, тот показывает, что он так погряз в пустом подражательстве всему иностранному, так запутался в невесомой мишуре чужеземного маскарада, что разучился ценить и ощущать все то, что составляет тело нации» . Гнев Гердера был направлен, прежде всего, против господствовавшей тогда в немецкой литературе анакреонтической поэзии и поэзии рококо, ориентированной на французские образцы и пренебрегавшей обращением к народным истокам собственной национальной поэзии.

Гневное слово Гердера упало на благодатную почву. Оно было услышано молодым Гёте, целой плеядой поэтов «Бури и натиска», среди которых в становлении жанра литературной баллады выдающееся место принадлежит Готфриду Августу Бюргеру (1747--1794), создавшему своей «Ленорой» (1773) достойный образец литературной баллады, многими нитями связанной с вековыми традициями народной баллады, с фольклорными мотивами и народными поверьями, распространенными не только в Германии, но и во всей Европе. Широчайший, можно сказать, всеевропейский резонанс «Леноры» Бюргера, продолжавшийся свыше 50 лет, объясняется как высокими художественными достоинствами этой баллады, так и тем, что взятый в основу ее мотив о возвращении мертвых (или о женихе-мертвеце) находил соответствия в песнях, сказках, легендах, поверьях практически всех европейских народов (корни этих поверий уходят в Древнюю Грецию и Древний Восток) и легко мог быть воссоздан на любой национальной почве. Параллельно с переводами «Леноры» возникали и свои, национальные варианты баллады, как, например, «Светлана» (1808--1812) В. А. Жуковского или несколько польских переработок «Леноры».

5. Развитие жанра литературной баллады

Жанр литературной баллады, возродившись к жизни за несколько десятилетий до начала XIX в., достиг своего расцвета и высшей популярности в эпоху романтизма, когда он на некоторое время занял едва ли не ведущее место в поэзии. Популярность и своевременность этого жанра именно в романтическую эпоху объясняются прежде всего его многофункциональностью, способностью служить самым разным (а порой и разнонаправленным) общественным и литературным целям. Популярная баллада (рыцарская, героическая, историческая) могла удовлетворить пробудившийся у широких кругов читателей интерес к национальному прошлому, к средневековью, вообще к старине. Естественный для баллады мифологический или чудесный элемент вполне соответствовал стремлению романтиков ко всему необычному, загадочному, таинственному, а зачастую и к мистическому или потустороннему. Исконное для баллады тяготение к синтезу эпических, лирических и драматических элементов хорошо сочеталось с попытками романтиков создать «универсальную поэзию», «смешать искусственную поэзию и естественную поэзию» (Ф. Шлегель) , обновить ее, передать переживания человека, драматический накал чувств.

Баллада предоставила большие возможности для поисков новых выразительных средств поэтического языка, о чем ярко свидетельствуют хотя бы «Лирические баллады» (1798) У. Вордсворта и С. Т. Кольриджа. В предисловии ко второму изданию этого совместного поэтического сборника У. Вордсворт перечисляет основные задачи, которые оба автора стремились разрешить в процессе работы над «Лирическими балладами». Важнейшая творческая установка У. Вордсворта состояла в том, чтобы, «выбирая события и ситуации из самой будничной жизни простых людей, показать или описать их по возможности языком, каким эти люди говорят на самом деле; но в то же время с помощью воображения придать ему окраску, благодаря которой обыденные вещи предстанут в необычном освещении...» . Простой и наглядный пример того, что практически хотел достичь Вордсворт, являет собой баллада «Нас семеро», за которую недальновидные критики еще и в XX в. обрушивались на поэта. Используя богатейшие возможности самого жанра баллады и неисчерпаемые пласты живого разговорного языка, Вордсворт стремился раздвинуть рамки традиционной поэзии, придать ей новую психологическую глубину, обновить арсенал ее художественных средств. «Лирические баллады» сыграли огромную роль в развитии английской поэзии XIX в.

6. Баллада в истории русской поэзии

Не менее важное место занял жанр баллады и в развитии русской поэзии, особенно в первую треть XIX в. Связи русской литературы XVIII -- начала XIX в. с фольклором на сегодняшний день изучены хуже, чем взаимосвязи русской и западноевропейских литератур. Поэтому становление жанра литературной баллады в России -- если оно и затрагивается в исследованиях -- рассматривается лишь как перенесение на русскую почву западноевропейских балладных образцов. А ведь десятки и десятки сборников русских народных песен (или смешанных песенников), изданных в XVIII в., были составлены не только М. Чулковым и Н. Новиковым, но и такими поэтами, как И. Дмитриев, М. Попов и Н. Львов. Как правило, недооценивается и длительный путь развития, пройденный русской литературной балладой от «Раисы» (1791) Н.М. Карамзина до «Людмилы» (1808) В.А. Жуковского.

Важнейшая черта поисков балладного жанра в творчестве Н.М. Карамзина, И.И. Дмитриева, Г.П. Каменева, Н.Ф. Остолопова, Н.Ф. Грамматика, М. В. Милонова состоит в том, что они стремились к созданию русской национальной литературной баллады, практически минуя стадию предварительного освоения уже богатого к тому времени европейского балладного опыта. Однако наряду с произведениями этих писателей были опубликованы баллады В.А. Жуковского и И.И. Козлова, в значительной мере опиравшихся на западноевропейские образцы; до сих пор сохраняют свое значение баллады К.Ф. Рылеева и А.X. Востокова, пытавшихся более глубоко освоить общеславянскую балладу; П.А. Катенина и позднего Г.Р. Державина, максимально обогативших язык своих баллад разговорным народным языком. Именно при учете всего разнообразного контекста развития русской литературной баллады становится понятно, почему в творчестве А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, К.К. Павловой, А.К. Толстого, Н.А. Некрасова и других поэтов XIX в. литературная баллада становится органичной и неотъемлемой частью истории русской поэзии.

Изучение истории становления и функционирования русской литературной баллады показывает, что место ее вовсе не на периферии литературного развития и что ей приходилось играть довольно заметную роль в историко-литературном процессе. В отличие от традиционных поэтических форм (ода, послание) обращение к жанру баллады нередко само по себе уже декларировало новые тенденции в развитии литературы, литературного языка и отражало новые настроения в самом обществе. Особенно показательно то, что именно с помощью баллад -- ив первую очередь баллад Жуковского -- в русской литературе утверждалось такое направление, как романтизм. Мир субъективных переживаний человеческой личности впервые столь глубоко и поэтично открылся русскому читателю именно в балладах Жуковского. Один из участников литературного общества «Арзамас» Ф. Ф. Вигель отметил впоследствии в своих мемуарах, что Жуковский своими балладами «создал нам новые ощущения, новые наслаждения. Вот и начало у нас романтизма» .

В условиях повышенного интереса русских читателей начала XIX в. к балладе, естественно, возникал вопрос, какие идейно-эстетические ориентиры она в себе несла. Остановимся в этой связи хотя бы на одном весьма показательном эпизоде -- полемике вокруг переводов и интерпретации «Леноры» Бюргера. «Русская баллада» Жуковского «Людмила», написанная согласно авторской помете как «подражание Бюргеровой Леноре», была опубликована в 1808 г. в журнале «Вестник Европы». Восторженный прием «Людмилы» у русских читателей, увидевших в балладе выдающееся произведение, был впоследствии точно объяснен В.Г. Белинским в «Статье второй» (1843) о «Сочинениях Александра Пушкина»: «Тогдашнее общество бессознательно почувствовало в этой балладе новый дух творчества, новый мир поэзии -- и общество не ошиблось» .

Но В.А. Жуковский, русифицируя балладу Бюргера, заметно ослабил просторечный колорит немецкого оригинала, смягчил грубые выражения и усилил благозвучность стиха. В Германии сознательная установка Г.А. Бюргера на народность уже в 1790-е годы трактовалась как потакание грубости и простонародности, и Ф. Шиллер выступил в 1791 г. с резкой критикой стихотворений Бюргера. В России же -- хронологически на четверть века позднее -- сложилась иная ситуация: в полемике, развернувшейся в 1816 г. после опубликования баллады П.А. Катенина «Ольга» (она была русифицирована, как и «Людмила», но по духу, как и «Ленора» Бюргера, обращена к народному просторечию), общественное мнение сложилось в пользу более демократической трактовки языка и сюжета. В обстановке общественного подъема в России в первой половине 1820-х годов в литературе и литературной критике возникла сильная оппозиция поэзии и поэтике В.А. Жуковского, отразившаяся прежде всего в статьях и письмах А.А. Бестужева, В.К. Кюхельбекера и К.Ф. Рылеева. Так полемика о балладе на определенном этапе исторического развития в России выдвинулась в центр идейно-эстетической борьбы и из сугубо литературной превратилась в общественную.

Развитию русской литературной баллады пошло лишь на пользу, что в рамках данного жанра успешно соперничали поэты весьма различных идейно-эстетических ориентации: А.А. Фет и Н.А. Некрасов, А.К. Толстой и И.С. Тургенев, К.К. Случевский и А.А. Блок, И. Северянин и М. Горький. Какой неисчерпаемый кладезь поэтических шедевров! Публикация полного собрания только лишь русской литературной баллады XIX--XX вв. потребовала бы многих объемистых томов.

7. Роль баллады в развитии искусства

Литературные баллады Европы являют собой весьма наглядный пример того, какими путями и каким образом развивается мировая литература, тезис о которой был выдвинут еще И.В. Гёте. Огромную роль здесь играют взаимные переводы, создающие общую культурную базу: напомним лишь о переводах испанских романсов, о роли переводов «Леноры» Бюргера для становления жанра литературной баллады в разных странах или о буквально триумфальном шествии сербской «Хасанагиницы» по всей Европе. Переводы же, в свою очередь, являются важным толчком для оригинального творчества: вспомним «Светлану» В.А. Жуковского или стихотворение «Ветка Палестины» М.Ю. Лермонтова, навеянное «Старым рыцарем» Л. Уланда в переводе В.А. Жуковского. Г. Гейне вовсе не случайно назвал свой поэтический сборник «Романсеро» (1851) на испанский манер -- именно в этом сборнике, состоящем в основном из баллад, он подытожил традицию освоения испанского романса в Германии, создав в то же время и национальный, немецкий, вариант «Романсеро» -- одну из вершин немецкой поэзии XIX в. Так иноязычная, инонациональная поэтическая форма становится неотъемлемой частью национальной культуры, обогащает ее (в другом жанре столь же яркий синтез представляет собой «Западно-восточный диван» Гёте).

Обращение к опыту мировой поэзии помогает поэту-новатору найти самого себя, лучше осознать то новое, что призван он внести в свою литературу и в свой родной язык. Так, молодой Б. Брехт искал литературную форму и бунтарский пафос своих знаменитых баллад -- «зонгов» как в национальной поэтической традиции (народная уличная баллада, ее литературное переосмысление Ф. Ведекиндом), так и в мировой «балладной» литературе (прежде всего в балладах Ф. Вийона и Р. Киплинга). К опыту Б. Брехта и к тому же Вийону обращался в своих балладообразных песнях В. Высоцкий.

Европейская баллада уже в романтическую эпоху обнаружила почти уникальную способность к синтезу национальных и чужеземных традиций, к свободному обмену сюжетов, тем, мотивов и форм. Баллада оказалась жанром поистине интернациональным, постоянно обогащающимся из самых разнообразных национальных источников: легенд, сказок, былин, исторических и разбойничьих песен, важных общественных событий и частных происшествий, местных поверий, суеверий и обычаев. Баллада возникала из любви поэта к таинственному и чудесному («Огонь» К. Павловой или «Змей» и «Тайна» А. Фета), или из общественно-моральных побуждений, обращенных столько же к мифологизированной истории, сколько и к современности («Илья Муромец» А.К. Толстого, «Святогор и Илья» И.А. Бунина), или даже как самая злободневная политическая сатира («Секрет» Н. А. Некрасова, «Крокет в Виндзоре» И.С. Тургенева или «Баллада о графине Эллен де Курси» М. Горького).

Став одним из самых продуктивных поэтических жанров эпохи романтизма, баллада не исчезла и с приходом реализма; она легко влилась в символистскую, неоромантическую и экспрессионистскую поэтики, сумела занять заметное место и в поэзии социалистического реализма («Баллада о двадцати шести» С. Есенина, «Баллада о гвоздях» и «Баллада о синем пакете» Н. Тихонова). Баллада оказалась в состоянии отразить сложнейшие коллизии и атмосферу империалистической эпохи (Р. Киплинг, Б. Брехт), равно как и диалектику развития социалистического общества (В. Высоцкий).

В современную эпоху с изменившимися и широко разветвленными средствами массовой информации продолжают жить и пользоваться любовью читателей не только литературные, но и народные баллады. Правда, функционирование их существенно изменилось: как правило, они теперь устно исполняются очень редко и от поколения к поколению передаются не из уст в уста, а как печатные литературные тексты.

Заключение

Высшее и до сих пор не потерявшее своей силы художественное воздействие народной баллады заключено в первоосновной точности словоупотребления, в первообразной простоте положений и ситуаций, из которых вырастают неразрешимые, по большей части трагические, конфликты. В большинстве своем эти конфликты носят не случайный, но социальный, общественным бытием и общественным сознанием обусловленный характер. Более того, уходя своими корнями в родовые обычаи и верования, народная баллада являет собой золотой фонд традиционных чувств и мыслей народа.

В народной балладе отразились не только важные моменты социальных отношений человека и общества, но и важнейшие черты самой человеческой сущности, обнаруживающиеся (пускай и по-разному и, естественно, с учетом национальной специфики) в разные эпохи, в рамках различных общественно-экономических формаций.

Литературная баллада, вырастая из народной и сохраняя прочную преемственную связь с ней, постоянно видоизменялась и обогащалась, впитывая в себя новый исторический опыт, не только национальный, но и международный. И все же в литературной балладе сохранилось взаимопроникающее единство элементов лирики, эпоса и драмы, тяготеющая к «магической» музыкальности стихотворная форма, относительно небольшой объем; в ней, как правило, имеет место элемент или налет таинственности, загадочности, незаконченности, недоговоренности, трагической неразрешенности или неразрешимости, заключенный в сюжете, ритмике и образном строе. Современная литературная баллада продолжает оставаться одним из ведущих поэтических жанров, в котором поэты различных регионов Европы, пишущие на самых разных языках, выражают свои представления о сущности бытия, о человеческой жизни, о противоречиях нашей эпохи.

Старинный и неувядающий, архаичный и вечно юный, тяготеющий к жесткой форме и бесконечно изменчивый, простонародно грубый и артистически утонченный жанр баллады, существующий в Европе, по крайней мере, уже целое тысячелетие, активно развивается и в XX веке, творчески перерабатывая традиционные конфликты, оживляя застывшие формы и доказывая (в который раз!) немеркнущую красоту вечных тем и сюжетов.

Литература

1. Алексеев М.П. Народные баллады Англии и Шотландии // История английской литературы. М.; Л., 1943. Т. 1. Вып. I.

2. Балашов Д. М. Русская народная баллада//Народные баллады. М.; Л., 1963.

3. Белинский В.Г. Поли. собр. соч. М., 1954. Т. 4.

4. Беляева Н.Т. О мелодиях немецких народных песен // Немецкие народные песни -- Deutsche Volkslieder. M., 1983.

5. Вигель Ф.Ф. Записки. М., 1882. Ч. 3.

6. Гаспаров М.Л. Баллада // Литературный энциклопедический словарь. М., 1987.

7. Гердер И.Г. Сид / Перевод, предисл. и прим. В.А. Зоргенфрея. Редакция Н. С. Гумилева, Петербург, 1922 («Всемирная литература»).

8. Иванов К.А. Трубадуры, труверы и миннезингеры. 2-е изд. Петроград, 1915.

9. Кравцов Н.И. Славянская народная баллада//Кравцов Н. И. Проблемы славянского фольклора. М.: Наука. 1972.

10. Левин Ю.Д. «Поэмы Оссиана» Джеймса Макферсона // Макферсон Д. Поэмы Оссиана. Л., 1983.

11. Литературные манифесты западноевропейских романтиков / Сост. и пред. А.С. Дмитриева. М., 1980.

12. Менендес Пидаль Р. Избр. произв. М., 1961.

13. Славянский фольклор. Тексты / Составители Н.И. Кравцов, А.В. Кулагина. М., 1987.

14. Смирнов Ю.И. Восточно-славянские баллады и близкие им формы. Опыт указателя сюжетов и версий. М., 1988.

15. Смирнов Ю.И. Славянские эпические традиции: Проблемы эволюции. М., 1974.

16. Тацит К. Соч. В 2 т. Л., 1969. Т. I.

17. Тьерсо Ж. История народной песни во Франции. М., 1975.

18. Эолова арфа. Антология баллады: Библиотека студента-словесника. М., Высшая школа. 1989.

У этого термина столь длинная история, что емко и просто ответить на вопрос, что же такое баллада в литературе, вряд ли получится. Однако есть несколько ключевых моментов, которые непременно должны прийти вам в голову, случись встретить что-нибудь подобное на экране или в книге. Что-то, что поможет вам сразу опознать жанр. Поэтому дадим для начала общее определение баллады.

Что это такое?

Балладой называют произведение, написанное в особой поэтической (иногда тексто-музыкальной форме), повествующее о каком-либо событии с лирическими, драматическими, а позднее и романтическими элементами.

Самые ранние баллады историки отыскали на юге Франции (в Провансе), в рукописях XIII века.

Что такое баллада в литературе, проще всего было понять в то время. Иначе ее еще называли «танцевальной» (хороводной) песней.

Их исполнителями были труверы и трубадуры - странствующие певцы, которых часто сопровождали жонглеры, выступавшие вместе с ними и зачастую прислуживающие им. Имен средневековых трубадуров сегодня известно довольно много, среди них были представители разных сословий: рыцари, дети бедняков и аристократы.

Жанр и развитие формы

Что же такое классическая французская баллада в литературе? Формально она состояла из 28 строк (стихов), имела 4 строфы: из них 3 строфы по 8 строк и последняя строфа - так называемая «посылка» - имела 4 строки. Завершающая служила обращением к лицу, которому было посвящено все произведение.

Как и для многих песенных форм, для французской баллады важен был рефрен. Он содержался в каждой строфе, включая посылку. Эти черты помогли сформировать определение французской баллады XV века.

«Провансальские» произведения не имели четкого сюжета. По сути же это было лирическое стихотворение о любви, которое чаще всего пелось, будучи построенным по определенному канону.

Проникла баллада и в Италию. Там ее называли «баллата». Отличие же состояло в том, что «посылка» была зачином. Впрочем, итальянцы не особенно заботились о строгом соответствии канонам формы и о рефрене. Что такое баллада в литературе, они понимали весьма вольно. «Баллаты» характерны для любовной лирики Данте, Петрарки, Бокаччо.

Английская баллада, не похожая ни на французскую, ни на итальянскую. Была лиро-эпическим повествованием и рассказывала о легенде или историческом событии. Как правило, она состояла из четверостиший без строгого соблюдения количества строк и строф.

К XVIII веку бессюжетная лирическая баллада как жанр окончательно исчезает. Ее вытесняет стихотворный рассказ о страшном или грустном событии романтической направленности.

Темы баллад

В тематическом отношении французская песнь - это сочинение о любви в поэтической или музыкально-поэтической форме. Выдающимся мастером в каноническом определении баллады и ее сочинении считается мэтр средневековых поэтов Гийом де Машо (XIV в., Франция).

Существенно расширил тематику Франсуа Вийон, поэт XV века. Темы его баллад весьма разнообразны и совсем не куртуазны. Вот, судите только по их названиям: «Баллада повешенных», «Баллада противоположностей» («От жажды умираю над ручьем, смеюсь сквозь слезы и тружусь, играя…»), «Баллада истин наоборот», «Баллада добрых советов», «Старофранцузская баллада» («А где апостолы святые с распятьями из янтарей?»), «Баллада-молитва» и др.

Барды, исполняющие старинные английские и шотландские народные песни, пели по большей части о подвигах и пирах рыцарей и самых разных героев - от Одина до Робина Гуда и короля Эдуарда IV.

Некоторые баллады сюжетно даже могли опираться на вполне реальные исторические события. Вот, к примеру, произведение «О битве при Дерхеме». Она рассказывает о том, как король Шотландии Давид, в отсутствии английского короля Эдуарда, который уехал воевать во Францию, надумал захватить Англию. Исторически это предание отсылает слушателей к конкретному историческому сражению 1346 года, в котором шотландцы были разбиты.

Западная средневековая песнь

Начиная с XVII века поэты стали довольно активно использовать жанр баллады, что не могло не наложить отпечаток как на тематику, так и на стиль их написания и построения. Однако по-прежнему песнь рассказывала о событиях иногда шутливого, но чаще всего драматического и приключенческого характера.

Пониманию того, что такое баллада в литературе, способствуют чтение произведений шотландского поэта XVIII века Роберта Бернса. На основе старинных преданий и песен он создал их множество. Например, баллады «Джон Ячменное Зерно», «Жил когда-то в Эбердине», «Баллада о Мельнике и его жене», «Финдлей» и др. Только не ищите в них следования французским канонам.

Баллады писали Лафонтен, Вальтер Скотт, Роберт Саути, Томас Кэмпбелл, Гюго, Стивенсон. Позднее этот жанр оказал большое влияние на немецкую романтическую литературу. Причем в Германии за словом «баллада» так и закрепилось значение стихотворного сочинения, написанного «по мотивам английских народных песен».

В Германии жанр вошел в моду в конце XVIII века, что помогло дать определение ему как сочинению романтическому. Сюжеты были характерными для любвеобильных певцов.

Например, в основе знаменитой баллады Готфрида Бюргера «Ленора» лежит старинное предание о вернувшемся с войны к своей невесте женихе-мертвеце. Он зовет ее ехать венчаться, она садится к нему на коня, и он привозит ее на кладбище, к разрытой могиле. Эта баллада, ставшая образцом для романтиков, оказала большое влияние, в частности, на известного российского поэта XIX века Василия Жуковского, который не только перевел ее, но и вольно переложил в двух собственных произведениях - «Светлана» и «Людмила».

К «Леноре» (имя героини стало нарицательным) обращались и такие поэты, как Александр Пушкин, Эдгар По, Адам Мицкевич.

Романтиков особенно привлекали элементы мифов, сказок в балладах, что соответствовало романтическому стремлению к таинственному и загадочному, выходящему за пределы обыденной жизни.

Баллада в русской литературе

Жанр появился не без влияния немецкого романтизма в начале XIX века. Уже упоминаемый выше Жуковский, которого современники называли «балладником», работал над переводами произведений Г. Бюргера, Ф. Шиллера, И. В. Гете, Л. Уланда и других авторов.

В балладном стиле написаны стихотворения А. Пушкина «Песнь о вещем Олеге», «Бесы», «Утопленник». Не обошел стороной и М. Лермонтов с произведением «Воздушный корабль». Баллады есть и у Я. Полонского: «Солнце и месяц», «Лес».

Впрочем, в отечественной литературе песнь по французскому типу писали поэты Серебряного века (И. Северянин, В. Брюсов, Н. Гумилев, В Шершеневич), когда был велик интерес к «экзотическим» поэтическим формам.

Прочтите, например, «посылку» с рефреном - последнюю строфу из «Баллады» Н. Гумилева:

Тебе, подруга, эту песнь отдам.

Я веровал всегда твоим стопам,

Когда вела ты, нежа и карая,

Ты знала все, ты знала, что и нам

Блеснет сиянье розового рая!

Популярностью в советской литературе, в годы Великой Отечественной войны, пользовалась так называемая политическая баллада, имеющая трагический оттенок. Она получила четкий выверенный сюжет и ритм.

Смотрите, например, «Балладу о гвоздях» Н. Тихонова, «Балладу о мальчике» А. Жарова, «Балладу об ордене» А. Безыменского и др.

Заключение

Итак, чтобы понять, что такое баллада в литературе, необходимо уяснить, что одним из главных жанровых признаков ее является сюжетный рассказ о каком-либо событии. Не обязательно реальном.

Событие, впрочем, могло быть намечено лишь схематично. Оно служило для выражения основной идеи произведения, лирического или философского подтекста. Количество персонажей несущественно и чаще всего минимально, например двое. В этом случае баллада приобретает вид диалога-переклички.

Таковы стихотворения «Нэнси и Вилси» Бернса и «Бородино» Лермонтова. Лирическим смыслом и экспрессией наделены произведения Жуковского, философским - «Песнь о вещем Олеге» Пушкина, социально-психологическим - «Бородино» Лермонтова.

Предварительный просмотр:

Чтобы пользоваться предварительным просмотром презентаций создайте себе аккаунт (учетную запись) Google и войдите в него: https://accounts.google.com


Подписи к слайдам:

Баллада. История жанра. «Поэт имеет законное право на все, что создано его предками и современниками». Гёте

Что такое баллада? Это литературное произведение, написанное в виде стихов или прозы, которое всегда имеет ярко выраженный сюжет. Первоначально баллада возникла как лирическая хороводная песня с обязательным рефреном. Но к XIV – XV вв. она, утратив музыкальные элементы, становится сюжетным стихотворением драматического содержания преимущественно на исторические темы. Интерес к народной балладе в эпоху предромантизма и романтизма породил жанр литературной баллады. Это объясняется тем, что стремление романтиков создать «универсальную поэзию» сочеталось с исконным тяготением баллады к синтезу эпических, лирических и драматических элементов. Баллада (от прованс. ballade «плясать») – литературный жанр, родившийся в Средние века. Так, средневековые европейские баллады обнаруживают связь с весенними хороводными песнями любовного содержания. Слово balada означает «плясовая песнь». Музыка, пение и танец с самого начала выступали в балладе как самостоятельные искусства, придавая данному типу баллады особую художественную завершенность. Вместе с тем у многих народов Европы баллада уже на ранних стадиях утратила связи с танцем или даже не имела их изначально.

У жанра баллад интересная судьба. Он бытует уже восемь столетий, постепенно изменяясь. «Все цветет! Вокруг весна!..» (неизвестный автор) Все цветет! Вокруг весна! - Эйя - Королева влюблена. - Эйя - И,лишив ревнивца сна, - Эйя - К нам пришла сюда она, Как сам апрель сияя. А ревнивцам даем мы приказ: Прочь от нас, прочь от нас! Мы резвый затеяли пляс. Ею грамота дана, - Эйя - Чтобы, в круг вовлечена, - Эйя - Заплясала вся страна - Эйя - До границы, где волна О берег бьет морская. А ревнивцам даем мы приказ: Прочь от нас, прочь от нас! Мы резвый затеяли пляс! В 12 веке баллада связана с весенними обрядами - с выборами в качестве «королевы весны» самой красивой из девушек и с плясками вокруг майского (апрельского в Провансе) деревца. Королева – весна. Она приходит вместе с апрелем. Король-ревнивец – зима.

Баллада, как литературный жанр имеет следующие особенности: -Наличие композиции: вступление, основная часть, кульминация, развязка. -Наличие сюжетной линии. -Передано отношение автора к героям. -Показаны эмоции и чувства персонажей. -Гармоничное сочетание реальных и фантастических моментов сюжета. -Описание пейзажей. -Наличие тайны, загадки в сюжете. -Наличие диалогов персонажей. -Гармоничное сочетание лирики и эпоса.

В самом конце Средневековья, в 15 веке, один из известнейших поэтов Европы Франсуа Вийон (1431- после 1463) пишет «Балладу поэтического состязания в Блуа » От жажды умираю над ручьем. Смеюсь сквозь слезы и тружусь играя. Куда бы ни пошел, везде мой дом, Чужбина мне – страна моя родная. Я знаю все, я ничего не знаю. Мне из людей всего понятней тот, Кто лебедицу вороном зовет. Я сомневаюсь в явном, верю чуду. Нагой, как червь, пышнее всех господ, Я всеми принят, изгнан отовсюду. Я скуп и расточителен во всем. Я жду и ничего но ожидаю. Я нищ, и я кичусь своим добром. Трещит мороз – я вижу розы мая. Долина слез мне радостнее рая. Зажгут костер – и дрожь меня берет, Мне сердце отогреет только лед. Запомню шутку я и вдруг забуду, И для меня презрение – почет. Я всеми принят, изгнан отовсюду. Не вижу я, кто бродит под окном, Но звезды в небе ясно различаю. Я ночью бодр и засыпаю днем. Я по земле с опаскою ступаю, Не вехам, а туману доверяю. Глухой меня услышит и поймет, И для меня полыни горше мед. Но как понять, где правда, где причуда? И сколько истин? Потерял им счет, Я всеми принят, изгнан отовсюду Не знаю, что длиннее – час иль год, Ручей иль море переходят вброд? Из рая я уйду, в аду побуду. Отчаянье мне веру придает. Я всеми принят, изгнан отовсюду. (Пер. И.Эренбурга) Ко времени Франсуа Вийона баллада уже перестала быть обрядовой песней и приобрела сложную лирическую форму, отражающую очень непростое душевное состояние. Складывалась она из трех строф с последним более коротким посланием, в строфах обязательный рефрен и строгая рифма.

Перенесемся еще на четыре столетия и посмотрим, что стало с этим жанром на рубеже 18-19 веков. В это время к жанру баллады обращались многие европейские поэты. Один из самых знаменитых – немецкий поэт Фридрих Шиллер (1759-1805). Здесь рассказывается о действительном происшествии, имевшем место при дворе французского короля Франциска (1515-1547). В этой истории важны характеры героев, их чувства и поступки. А рассказчик все это оценивает. Следовательно, баллада становится лиро-эпическим жанром. Перед своим зверинцем, С баронами, с наследным принцем, Король Франциск сидел; С высокого балкона он глядел На поприще, сраженья ожидая; За королем, обворожая Цветущей прелестию взгляд, Придворных дам являлся пышный ряд. Король дал знак рукою - Со стуком растворилась дверь, И грозный зверь С огромной головою, Косматый лев Выходит; Кругом глаза угрюмо водит; И вот, все оглядев, Наморщил лоб с осанкой горделивой, Пошевелил густою гривой, И потянулся, и зевнул, И лег. Король опять рукой махнул - Затвор железной двери грянул, И смелый тигр из-за решетки прянул; Но видит льва, робеет и ревет, Себя хвостом по ребрам бьет, И крадется, косяся взглядом, И лижет морду языком, И, обошедши льва кругом, Рычит и с ним ложится рядом. И в третий раз король махнул рукой - Два барса дружною четой В один прыжок над тигром очутились; Но он удар им тяжкой лапой дал, А лев с рыканьем встал… Они смирились, Оскалив зубы, отошли, И зарычали, и легли. … Фридрих Шиллер « Перчатка »

Итальянская баллада Франческо Петрарка (1304-1374) Данте Алигьери (1266-1321)

Английская баллада Английская баллада не похожа ни на французскую, ни на итальянскую. Это сюжетная лиро-эпическая поэма строго строфической формы (обычно состоит из четверостиший). Строится английская баллада на фантастическом, легендарно-историческом или бытовом материале. Таковы баллады о народном герое Робине Гуде.

Русская баллада В русской поэзии зачинателем баллады как жанра был В.А.Жуковский (1783 - 1852)

Баллада в других видах искусства Жанр баллады выделился из музыкальных произведений – из хороводных плясовых песен, песен трубадуров и менестрелей. Поэтому баллада близка к музыке и органична в ней. Баллада представлена в романтической музыке Германии и Австрии - в творчестве Ф. Шуберта, Р. Шумана, И. Брамса, Г. Вольфа. Первые русские баллады связаны с романтической поэзией - «Светлана» А. А. Плещеева на слова В. А. Жуковского, баллады А. Н. Верстовского, А. Е. Варламова, М. И. Глинки («Ночной смотр»). Своеобразное претворение балладный жанр получил у А. П. Бородина, М. П. Мусоргского, Н. А. Римского-Корсакова, Ф.Шуберта, Ф.Шопена, Э.Грига и других композиторов

Баллада стала одним из основных предметов внимания художников, проявляющих собственные чувства, настроения, мысли в своих картинах. Первым стал писать драматические сцены из баллад итальянский художник Сандро Боттичелли (1445 -1510).

Старинный и неувядающий, архаичный и вечно юный, тяготеющий к жесткой форме и бесконечно изменчивый, простонародно грубый и артистически утонченный жанр баллады активно развивается и в наше время, творчески перерабатывая традиционные конфликты, оживляя застывшие формы и доказывая немеркнущую красоту вечных тем и сюжетов.


Если вам нравятся истории о таинственных событиях, о судьбах бесстрашных героев, заповедном мире духов, если вы способны ценить благородные рыцарские чувства, женскую преданность, то, безусловно, вы полюбите литературные баллады.

На уроках литературы в этом учебном году мы познакомились с несколькими балладами. Меня поразил этот жанр.

Эти стихотворения, в которых сочетаются элементы лирики, эпоса и драмы, - своеобразная «универсальная» поэзия, по мнению знаменитого поэта 19 – го века Вордсворта.

Поэт «выбирая события и ситуации из самой будничной жизни людей, старается описать их по возможности языком, каким эти люди говорят на самом деле; но в то же время с помощью воображения придать ему окраску, благодаря которой обыденные вещи предстанут в необычном освещении. ».

Тема « Особенности жанра литературной баллады» показалась мне интересной, я продолжаю работать над ней второй год.

Тема, несомненно, актуальна, так как позволяет проявить самостоятельность и развить способности критика.

2. Литературная баллада: возникновение жанра и его особенности.

Сам термин «баллада» происходит от провансальского слова, означающего «таинственная песня», возникли баллады в суровые времена средневековья. Создавались они народными сказителями, передавались устно и в процессе устной передачи сильно видоизменялись, становились плодом коллективного творчества. Сюжетом баллад были христианские легенды, рыцарские романы, античные миф, произведения древних авторов в средневековом пересказе, так называемые «вечные» или «бродячие» сюжеты.

Сюжет баллады и построен зачастую как раскрытие, узнавание некой тайны, которая держит слушателя в напряжении, заставляет его волноваться, переживать за героя. Иногда сюжет обрывается и, по существу, заменяется диалогом. Именно сюжетность становится тем признаком, который выделяет балладу из других лирических жанров и начинается ее сближение с эпосом. Именно в этом смысле и принято говорить о балладе, как о лирическом жанре поэзии.

В балладах отсутствует граница между миром людей и природы. Человек может превращаться в птицу, дерево, цветок. Природа вступает в диалог с героями. Это отражает древнейшее представление о единстве человека с природой, о возможности людей превращаться в зверей и растения и наоборот.

Своим рождением литературная баллада обязана немецкому поэту Готфриду Августу Бюргеру. Литературная баллада была очень похожа на балладу фольклорную, т. к. первые литературные баллады создавались как подражание народным. Так на смену балладе народной на рубеже 18 и 19 веков приходит баллада литературная, т. е. авторская.

Первые литературные баллады возникли на основе стилизации, и поэтому очень часто их трудно отличить от подлинных народных баллад. Обратимся к таблице №1.

Литературная баллада – это лироэпический жанр, в основе которого лежит сюжетное повествование с включенным в него диалогом. Как и фольклорная баллада, ее литературная сестра часто открывается пейзажным зачином, а закрывается пейзажной концовкой. Но главное в литературной балладе – это голос автора, его эмоциональная лирическая оценка описываемых событий.

И вот теперь мы можем отметить особенности отличия баллады литературной от фольклорной. Уже в первых литературных балладах лирическая позиция автора проявляется более отчетливо, чем в народных произведениях.

Причина этого понятна – фольклор ориентируется на общенародный идеал, а литературная баллада заключает в себе личное отношение автора к самому народному идеалу.

Сначала создатели литературных баллад пытались не выходить за рамки тем и мотивов народных источников, но затем они чаще и чаще стали обращаться к полюбившемуся жанру, наполняя традиционную форму новым содержанием. Стали появляться сказочные баллады, баллады сатирические, философские, фантастические, исторические, героические наряду с семейными, «страшными» и др. Более широкая тематика отличала литературную балладу от народной.

Произошли изменения и в форме литературной баллады. В первую очередь это касалось использования диалога. Литературная баллада гораздо чаще прибегает к скрытому диалогу, когда один из собеседников либо молчит, либо принимает участие в разговоре короткими репликами.

3. Литературные баллады В. А. Жуковского и М. Ю. Лермонтова.

Русскому читателю широкие поэтические возможности русской баллады открылись благодаря литературной деятельности В. А. Жуковского, творившего в начале 19 столетия. Именно баллада стала основным жанром в его поэзии, и именно она принесла ему литературную славу.

Баллады Жуковского обычно основывались на западно-европейский источниках. Но баллады В. А. Жуковского это еще и крупное явление русской национальной поэзии. Дело в том, что, переводя английские и немецкие литературные баллады, он использовал художественные приемы и образы русского фольклора и русской поэзии. Иногда поэт очень далеко уходил от первоначального источника, создавая самостоятельное литературное произведение.

Например, прекрасный перевод литературной баллады великого немецкого поэта Иоганна Вольфганга Гете «Король эльфов», написанной на основе немецкого фольклора передает внутреннюю напряженность фантастической баллады и лирическое отношение автора (И. В. Гёте) к описываемым событиям. В то же время Жуковский в своей балладе «Лесной царь» описывает лес, удивительно похожий на русский, и, если не знать, что перед нами перевод, легко можно принять это произведение за созданное в русской традиции. «Лесной царь» - баллада о роковой судьбе, в ней происходит скрытый зловещим сюжетом вековечный спор жизни со смертью, надежды с отчаянием. Автор использует различные художественные приёмы.

Обратимся к таблице№2.

1. В центре оказывается не событие, не эпизод, а человеческая личность, действующая на том или ином фоне –это красочный пейзаж лесного царства и гнетущий- реальной действительности.

2. Деление на два мира: земной и фантастический.

3. Автор использует образ повествователя для передачи атмосферы происходящего, тональности изображаемого: лирически- страшная тональность в начале с нарастанием ощущения тревоги и безнадёжно-трагическая в конце.

4. Образы реального мира и пришлец из «другого» мира.

5. Характерный ритм баллады –топот коня, связанный с погоней.

6. Использование эпитетов.

Ярких красок и выразительных деталей в балладах Жуковского много. К ним применимы слова А. С. Пушкина о Жуковском: «Никто не имел и не будет иметь слога, равного в своем могуществе и разнообразии слогу его».

«Суд Божий над епископом» - перевод произведения английского поэта-романтика Роберта Саути, современника В. А. Жуковского. «Суд божий над епископом» - написана в марте 1831г. Напечатана впервые в издании «Баллады и повести» в 1831г. в двух частях. Перевод одноименный баллады Р. Саути, основанной на средневековых преданиях о скупом епископе Гаттоне из Метца. Как гласит предание, во время голода 914 года Гаттон коварно пригласил голодающих на «пир» и сжег их в амбаре; за это был съеден мышами.

На этот раз русский поэт очень точно следует за оригиналом «страшной» баллады, описывая жестокость иноземного епископа и его наказание.

1. Такого зачина в фольклорной балладе не найдешь: здесь создается не только определенное лирическое настроение, но через описание стихийного бедствия кратко и ярко создается картина народного горя.

2. В балладе Р. Саути нет и диалога. Поэт вводит в повествование только реплики, но персонажи не обращаются друг к другу. Народ удивляется щедрости Гаттона, но епископ не слышит людских восклицаний. Гаттон рассуждает про себя о своих злодеяниях, но его мысли может узнать только бог.

3. Эта баллада возмездия и искупления. В ней средневековье выступает, как мир противоположности земных и небесных сил.

Трагическая тональность остаётся в этой балладе неизменной, меняются только образы и оценка повествователем их положения.

4. Баллада построена на антитезе:

«Сделался голод, народ умирал.

Но у епископа милостью неба

Полны амбары огромные хлеба»

Общая беда епископа не трогает, зато в конце епископ «бога зовёт в исступлении диком», «воет преступник».

5. Для того чтобы вызвать сочувствие у читателя, автор использует единоначалие.

«Были и лето и осень дождливы;

Были потоплены пажити, нивы»

Жуковский всегда выбирал для перевода произведения, ему внутренне созвучные. Добро и зло в резком противостоянии фигурируют во всех балладах. Их источник всегда сердце человека и управляющие им потусторонние таинственные силы.

«Замок Смальгольм, или Иванов вечер» - перевод баллады Вальтера Скотта «Канун святого Джона». Замок находился на юге Шотландии. Принадлежит одному из родственников Вальтера Скотта. Написано стихотворение в июле 1822г. Эта баллада имеет длинную цензурную историю. Жуковскому вменяли в вину «кощунственное соединение любовной темы с темой Иванова вечера. Иванов вечер- канун народного праздника Купалы, переосмысленного церковью, как празднование рождения Иоанна Крестителя. Цензура требовала коренной переделки финала. Жуковский обратился с жалобой в цензурный комитет к обер-прокурору синода и министерству народного просвещения князю А. Н. Голицыну. Балладу удалось напечатать, изменив «Иванов день» на «Дунканов день».

Из прочитанных мною баллад хочется особо выделить баллады М. Ю. Лермонтова.

Баллада «Перчатка» – это перевод рыцарской баллады немецкого писателя Фридриха Шиллера. Лермонтов - переводчик опирается на опыт Жуковского, поэтому он стремится передать не столько форму произведения, сколько его эмоциональное отношение к вероломной женщине, которая ради забавы подвергает своего рыцаря смертельному испытанию.

1. Пейзажный зачин рисует толпу в цирке, собравшуюся в ожидании зрелища, опасной забавы – боя тигра со львом.

2. В балладе налицо диалог: есть обращение Кунигунды к рыцарю, есть и его ответ даме. Но диалог разорванный: между двумя репликами происходит самое главное событие.

3. Трагическая тональность сменяет общее веселье.

4. Важным элементом композиции является её краткость: она похожа напружину, сжатую между завязкой и развязкой.

5. В области художественной речи отмечается щедрость метафор: «Хор дам прекрасных блестел», « но раб пред владыкой своим тщётно ворчит и злится», «досады жестокой пылая в огне»

Героическая баллада, прославляющая подвиг и непримиримость к врагам, была распространена в России.

Одно из самых лучший патриотических стихотворений, созданных русскими поэтами, - баллада М. Ю. Лермонтова «Бородино».

1. 1. Вся баллада строится на развернутом диалоге. Здесь элемент пейзажного зачина («Москва, спаленная пожаром») включается в вопрос молодого солдата, с которого начинается баллада. Затем следует ответ – рассказ участника Бородинской битвы, в котором слышны реплики участников сражения. Именно эти реплики, а так же речь самого рассказчика позволяют поэту передать истинно народное отношение к Родине и к ее врагам.

2. Для этой баллады характерна полифония- звучит множество голосов. Впервые в русской поэзии появились правдивые образы русских солдат, героев знаменитой битвы. Повествование о дне Бородинской битвы солдат начинает с призыва, с которым обращается, сверкнув очами, командир- полковник. Это речь офицера, дворянина. Он легко называет старых заслуженных солдат «ребятами», но готов идти вместе в бой и умереть как их «брат».

3. В балладе прекрасно изображен бой. Лермонтов сделал все, чтобы читатель смог как бы воочию увидеть сражение.

Поэт дал великую картину Бородинского боя, используя звукопись:

«Звучал булат, картечь визжала»

«Ядрам пролетать мешала

Гора кровавых тел»

Белинский чрезвычайно высоко оценил язык и стиль этого стихотворения. Он писал: « В каждом слове слышится язык солдата, который, не переставая быть грубо простодушным, силен и полон поэзии!»

В 20-м веке жанр баллады востребован многими поэтами. Их детство и юность проходили в трудное время больших исторических потрясений: революция, гражданская война, Великая Отечественная война несли с собой кровь, смерть, страдания, разруху. Преодолевая тяготы, люди перекраивали жизнь заново, мечтая о счастливом, справедливом будущем. Это стремительное, как ветер, время было трудным и жестоким, но оно обещало воплотить в реальность самые смелые мечты. У поэтов этого времени не встретишь фантастических, семейных или «страшных» баллад, в их время востребованы баллады героические, философские, исторические, сатирические, социальные.

Даже если произведение рассказывает о событии из давних времён, переживается оно как сегодняшнее в балладе Д. Кедрина «Зодчие».

Трагична баллада К. Симонова «Старая песня солдата» («Как служил солдат»).

Газетной выдержкой, придающей произведению публицистичность, предваряется «Баллада о браконьерстве» Е. Евтушенко. Текст её включает монолог сёмги, взывающей к разуму человека.

Благородная торжественность и строгость отличает «Балладу о борьбе» В. Высоцкого, в памяти возникают строки:

Если, путь прорубая отцовским мечом,

Ты солёные слёзы на ус намотал,

Если в жарком бою испытал что почём,-

Значит, нужные книги ты в детстве читал!

Баллада "Зодчие" Д. Кедрина составляет предмет гордости русской поэзии первой половины XX века, написана в 1938 году.

В «Зодчих» проявилось кедринское понимание русской истории, восхищение талантом русского народа, вера во всепобеждающую силу красоты, искусства.

В центре стихотворения история создания Храма Покрова Пресвятой Богородицы на Красной площади в Москве, известного как Храм Василия Блаженного.

Храм построен в 1555 – 1561 годах в честь победы над Казанским ханством. Искусные зодчие Постник и Барма задумали и воплотили невиданное дело: соединили в одно целое восемь храмов – по числу побед, одержанных под Казанью. Они группируются вокруг центрального девятого шатрового стана.

Существует легенда об ослеплении строителей храма Василия Блаженного. Злодеяние будто бы совершено по велению царя Ивана IV, не желавшего, чтобы где-либо мог появиться собор, подобный этому. Документальных подтверждений легенды не существует. Но важно то, что легенда возникла, что она передавалась из поколения в поколение, уже фактом своего существования свидетельствуя о том, что в народном сознании такая жестокость самодержца была возможна. Кедрин придал теме обобщающее значение.

1. В этом стихотворении рассказывается о важном историческом событии. Присутствует сюжет, причем мы видим здесь типичный прием баллады – «повторение с нарастанием». Царь дважды обращается к зодчим: «И спросил благодетель». Этот прием усиливает стремительность действия, сгущает напряжение.

2. Использован диалог, который в балладах движет сюжет. Характеры героев обрисованы выпукло, рельефно.

3. В основе композиции лежит антитеза. Стихотворение четко делится на 2 части, которые противопоставлены друг другу.

4. Рассказ ведётся как бы от лица летописца. А летописный стиль требует бесстрастности, объективности в изображении событий.

5. Эпитетов в начале текста очень мало. Кедрин скуп на краски, его больше волнует трагический характер судьбы мастеров. Говоря об одарённости русских людей, поэт подчеркивает эпитетами их нравственное здоровье, независимость:

И пришли к нему двое

Безвестных владимирских зодчих,

Двое русских строителей,

Когда же «летописец» доходит до описания «страшной царской милости», голос его вдруг дрогнет:

Соколиные очи

Коли им шилом железным

Дабы белого света

Увидеть они не могли.

Их клеймили клеймом,

Их секли батогами, болезных,

И кидали их,

На стылое лоно земли.

Форма народного плача подчеркнута здесь фольклорными «постоянными» эпитетами.

В стихотворении несколько сравнений, подчеркивающих красоту и чистоту Храма Покрова Пресвятой Богородицы:

и, дивясь, как на сказку,

Глядела на ту красоту.

Та церковь была –

Как невеста!

Что словно приснилась!

Метафора здесь всего одна (они неуместны в летописи):

А в ногах у постройки

Торговая площадь жужжала

6. Ритм подсказан фразой «гласит летописца сказанье»: размеренный, внушительный голос самой истории. Но ритм в стихотворении меняется: строфы связанные с присутствием государя, звучат торжественно и величаво. Когда же речь идёт о несчастных ослеплённых зодчих, эмоциональная напряженность диктует резкое изменение интонации, ритма: вместо торжественности – звучание одной пронзительно-острой ноты в целой строке:

И в обжорном ряду,

Там, где заваль кабацкая пела,

Где сивухой разило,

Где было от пару темно,

Где кричали дьяки:

«Государево слово и дело!»

Мастера Христа ради

Просили на хлеб и вино.

Напряженность ритма создаётся и анафорой (где, где, где), нагнетающей напряжение.

7. Архаизмы и историзмы входят в произведение органично, они всегда понятны в контексте.

Тать – вор, кружало – кабак, торовато – щедро, правеж – наказание, лепота – красота, зело – очень, вельми – очень, смерд – крестьянин, зане – потому что

У Кедрина в концовке звучит выражение «мнения народного»:

И запретную песню

Про страшную царскую милость

Пели в тайных местах

По широкой Руси гусляры.

29 августа 1926г. "Комсомольская правда" напечатала "Гренаду" - и Светлов в одночасье стал популярнейшим советским поэтом. В. Маяковский, прочитав "Гренаду", выучил ее наизусть и декламировал на своих творческих вечерах. Всем почему-то кажется, что эта баллада о гражданской войне в Испании. На самом деле, война началась через несколько лет после появления стихотворения. Лирический герой просто мечтает раздуть мировой пожар.

Из одного слова «выросло» стихотворение «Гренада». Чем же заворожило это слово поэта? Почему оно стало песней украинского хлопца, бойца – кавалериста, погибшего на гражданской войне? Конечно, Михаилу Светлову прежде всего понравилось как звучит слово Гренада. В нём так много энергии, и совсем нет агрессии, грубости; в его звучании одновременно, и сила, и нежность, и отчётливость реальности, и зыбкость мечты, и стремительность порыва, и успокоенность конца пути. В устах молодого бойца это красивое имя становится звуковым символом его мечты о новой жизни для всех.

1. Пейзажный зачин рисует широкий простор украинских степей. В балладе рассказывается о судьбе и героической гибели молодого бойца.

3. М. Светлов обостряет ритм баллады, разбивая четверостишья на восемь строк. В этом ритме четко слышится ритм движения конного отряда:

Он пел, озирая

Родные края:

«Гренада, Гренада,

Гренада моя!»

Само слово Гренада воспроизводит размер баллады: в нём три слога и ударение падает на второй слог.

4. Трагическая тональность сменяется звонкой мелодией воскресения мечты.

Вотнад трупом

Склонилась луна

Лишь по небу тихо

Сползла погодя

На бархат заката

Слезинка дождя

Олицетворение и метафора указывают на то, как бы ни было грандиозно событие, его значение не может облегчить боль утраты.

Высоцкий написал 6 баллад - «Баллада о времени» («Замок временем срыт»), «Баллада о ненависти», «Баллада о вольных стрелках», «Баллада о любви» («Когда вода Всемирного потопа»), «Баллада о двух погибших лебедях», «Баллада о борьбе» («Средь оплывших свечей и вечерних молитв») для фильма Сергея Тарасова «Стрелы Робин Гуда».

«Хотел я для юношества, которое будет смотреть эту картину, написать несколько песен. И написал баллады о борьбе, о любви, о ненависти - всего шесть довольно серьезных баллад, совсем не похожих на то, что я делал раньше»,- пишет автор.

Высказался прямой речью, наконец, - как говорится, без позы и маски. Только «Песня о вольных стрелках» - условная, ролевая, что ли. А остальные - без игрового раздвоения, без намеков и подтекстов. Здесь есть какая-то антиирония: отважная прямота, как ударом меча, крушит иронические ухмылки, голову любому цинизму отрубает

Но баллады запретили и записи Высоцкого Тарасов потом использовал в картине «Баллада о доблестном рыцаре Айвенго».

1. Зачин в «Балладе о времени» интересен: здесь создается не только определенное лирическое настроение, но через описание старинного замка, «временем скрытого и укутанного нежным пледом из зелёных побегов», создаётся картина прошлого с походами, боями и победами.

2. В балладе В. Высоцкого диалог скрытый. Используется форма драматического монолога. Поэт вводит в повествование только свои реплики – обращения к потомкам, персонажи же не обращаются друг к другу, перед нами как на экране проходят турниры, осады, бои

3. Эта баллада вечных ценностях. В ней средневековье выступает, как мир, построенный на антитезе:

В грязь валились враги, о пощаде крича

Но не все, оставаясь живыми,

В доброте сохраняли сердца,

Защитив своё доброе имя

От заведомой лжи подлеца

4. Торжественная тональность остаётся в этой балладе неизменной. Автор использует единоначалие:

И цена есть цена, и вина есть вина,

И всегда хорошо, если честь спасена

«В этих шести балладах изложена жизненная позиция поэта. Это глубже, чем на первый взгляд. Это вроде озарения его, завещания»,- писал один из друзей В. Высоцкого.